✘MICHAEL SOCHA

Каждое утро, просыпаясь и отрывая свою задницу от дивана, я иду в ванную, чтобы принять душ. Так случайно выходит, что попутно я смотрю в зеркало. И знаете, что я там вижу? Ничего.

✘ Я часто думаю о том, что те роковые девять месяцев, которые заставили моих отчаянно не желавших того родителей скрепить свои откровенно убогие жизни узами дерьмового брака в маленьком заблёванном загсе на окраине города, были не таким уж и плохим временем. Я бы назвал их райским временем. Никаких проблем, еда есть, любовь есть, песенки на ночь тоже есть, ну, или словесный понос охрипшего футбольного комментатора и вопли болельщиков доносящиеся сквозь помехи старого телика, ничего другого больше и не нужно. Если рай на земле и существует, то это всенепременно он, в животе у мамочки. Вряд ли я не хотел вылезать наружу просто так, поэтому моя мать мучилась со мной больше шестнадцати часов, пытаясь вытолкнуть меня из своего раздувшегося брюха прямиком в ледяные руки врачей родильного отделения. Думаю, я был готов на что угодно, только бы не сдаваться так просто. Тем более, что впереди меня не ждало ничего столь же хорошего. Думаю, я это чувствовал. Своей новорожденной розовой задницей.
✘ Я родился в дерьмовой семье. Моя мать совершила в своей жизни три больших ошибки, которые в итоге подвели её к самоубийству и так или иначе отразились на моём существовании: она бросила учёбу в университете ещё на середине беременности, вышла замуж за моего отца и ни разу даже не подпустила к себе мысли о том, чтобы развестись с ним, не взирая на всё то дерьмо, которое он приносил в наш дом. Она боялась осуждения со стороны, боялась, что на женщину с детьми без мужа будут смотреть, как на проститутку. Десять лет она отчаянно боролась с надобностью выходить на работу. До тех пор, пока её родители не отказали ей в помощи с деньгами. После этого она была вынуждена куда-то устроиться. Её взяли сиделкой в дом для престарелых. Каждый божий день она кормила стариков с ложечки каким-то сомнительным на вид зелёным дерьмом и меняла им пелёнки, испачканные всё тем же, но уже вонючим зелёным дерьмом. Не думаю, что ей нравилась эта работа. Она уничтожала её день за днём. Я не люблю говорить об отце. Он был последним ублюдком. Он работал на обувной фабрике, и каждый раз, когда он приходил домой, от него воняло обувной смазкой и перегаром. Он часто бил мать. Меня воспитывал так же. Считал ничтожеством. Я был о нём такого же мнения. Мы были квиты. Уходил из дома и подолгу где-то пропадал, бывало неделями, случалось месяцами, а иногда и по году - это время всегда было хорошим. Тогда я сдавал свободную комнату в доме. А потом он снова возвращался, и каждый вечер я отхаркивался кровью в кухонную раковину. Мне не хотелось, чтобы мать и сестра плескались в этом дерьме. Они этого не заслуживали. И когда мог, я старался отгородить их.
✘ Школа тоже была полным дерьмом. Учился я паршиво. Ненавидел орущих учителей, от которых мне часто прилетали подзатыльники за нарушение тишины во время уроков и участие в драках, насмехался над уродцами-одноклассниками, плевал в напитки на всех школьных недовечеринках и с улыбкой подавал их непривлекательной наружности девушкам. Я не был хорошим или прилежным. Я стремился выплеснуть всё то дерьмо, которое копилось во мне день ото дня после пребывания дома на окружающих вплоть до старших классов. Пока не повзрослел. Пока у меня не появились друзья. C ними мне действительно повезло. Больше, чем с семьёй. Мы не воспринимали жизнь всерьёз, усиленно сокращая её продолжительность употреблением самой разной дряни, не думали о будущем, занимаясь откровенной хренью. Мы развлекались, и это было круто. Дым от травки тонул в тёплых бутылках пива, а футбольные матчи после ослепительно белой дорожки смотреть было захватывающе вдвойне. Мы как-то ненамеренно устраивали массовые драки с парнями из других районов и замахивались на полицейских, прибывающих на места потасовок для усмирения нарушителей порядка. Пару раз нам удавалось стянуть с кого-нибудь из увальней в форме дебильный шлем, и он становился нашим трофеем. Мы пили за свои глупые победы, мешая спать соседям шумными ночными гуляньями, наряжались в дебильные наряды и устраивали карнавалы. Я вру, когда говорю, что не скучаю по тому времени. Потому что оно было слишком хорошим и слишком коротким.
✘ Как-то быстро моя жизнь превратилась из простого дерьма в полное дерьмо. Честно, я даже не успел опомниться. Кто все эти люди вокруг, откуда я их знаю, и что связывало меня с ними раньше? У нас больше нет ничего общего. Сколько себя помню, я никогда не пытался дать сдачу своему ублюдочному отцу. Закрывал голову руками, уходил из под ударов, если это было возможно, уводил их в сторону, терпел, но никогда не пытался ответить. Я не знаю, что вдруг щёлкнуло в тот, последний раз в моей голове, но я не выдержал. Ударил первым. Знал, что он слишком пьян, знал что не ожидает этого, что не сможет устоять на ногах. Потом ударил ещё. И ещё. И ещё. Я помню кровь. На его лице. На своих руках. На полу. Мне казалось, что её было слишком много. Мне только казалось. Но этого было достаточно, чтобы я оставил его лежать на полу, проклинавшего мою дерьмовую жизнь, и вырвался из душных стен дома на ночной двор. Бегство от самого себя стало для меня роковой ошибкой. Когда я услышал звук открывающейся двери и слишком характерный щелчок, было уже как-то поздно. Миннесота - холодный штат, увлечение охотой и рыбалкой здесь является нормой. Дулут не был исключением из правил. Здесь у многих в домах хранились ружья. В нашем тоже. Но я никогда не думал, что стану мишенью. Это незабываемое чувство, на расстоянии двадцати пяти ярдов ощущать нацеленное на себя дуло гладкоствольного охотничьего ружья, заряженного мелкой дробью. Не знаю, какого, блядь, хрена оно было заряжено, но мне явно не повезло в тот момент. Я не успел ни о чём подумать. Я даже не помню, что оказалось для меня большей неожиданностью - заложивший уши гром выстрела или удушающая боль, резким толчком опрокинувшая меня на землю. Я помню только блевотный вкус смешанной с кровью сырой земли, эту бесконечную боль, разбрызгивающую кровь в разные стороны. Чьи-то фигуры, где-то туман, и совершенно нежную темноту. Она обняла меня нежно, словно любовница. 
✘ Я пролежал в больнице четыре дня без сознания и полторы недели в неведении. Когда я очнулся, врачи посчитали нужным сообщить мне лишь дату и показать двадцать три свинцовых дробинки в блестящей металлической миске, которые они достали из моего тела. Я не слушал их. Не смотрел. Я хотел погрузиться обратно в темноту, потому что там было хорошо. Никаких проблем. Никакой боли. Никакой крови. Никаких стонов из соседних палат. Никакого вранья в воздухе. Даже друзья, навещая, врали мне. И я ненавидел их за это. Дом не был приветлив, когда я вернулся. Он был пустым. Холодным. В углах появилась паутина. На мебели копилась пыль. Северный осенний ветер задувал внутрь через щели в окнах. А окружающие всё отчего-то говорили, что мне повезло. Повезло, что соседи, разбуженные выстрелом, оттащили от меня отца, не дав ему забить меня ногами до смерти. Повезло, что мелкая дробь теряет свою убойную мощь на большом расстоянии. Повезло, что скорая, вызванная кем-то с опозданием, смогла спасти меня, невзирая на большую потерю крови. Повезло, что полиция арестовала отца, который теперь, скорее всего, сдохнет в тюрьме. А ещё мне повезло, что мать решила покончить жизнь самоубийством, сперва наглотавшись каких-то таблеток, а потом подвесив себя к люстре на скрученной простыне. Повезло, что сестре пришлось переживать весь этот кошмар одной, сперва отдраивать полы в зале от засохшей крови, а потом найти мать, покачивающуюся на люстре в своей комнате с почерневшим лицом. Да я просто ахренеть, какой счастливчик. Завидую сам себе. Зависть очень быстро сменилась апатией. Я не был на могиле матери ни разу. Не собирался подносить цветы похороненным воспоминаниям, которые даже о ней остались дерьмовыми. Не собирался разговаривать с надгробной плиткой, пытаясь излить ей душу. Я вообще больше ничего не собирался делать. Моя жизнь как-то сразу заметно упростилась. До употребления вызывающей ступор дури. Я сидел в гостиной перед камином, смотрел на часы, потом переводил взгляд на окно, и смотрел туда. Я часто видел мать в своих снах. Помню её чёрные губы, помню её бледную кожу, помню эти бесцветные умершие глаза. Помню, хоть и не видел их. Каждую ночь я слышал её немой крик. Тогда я просыпался мокрым от пота, пытаясь отличить кошмар от реальности. Выходило паршиво. И я начинал спать всё меньше и меньше. Время тянулось тошнотворно, мучительно медленно. Пока не наступила зима. С приходом холодов стало легче. Они заставляли двигаться не только ради того, чтобы достать очередной спичечный коробок волшебной травы.
✘ Переезд не был спонтанным. Мы думали о нём пару месяцев. Она страстно желала побывать в больших городах Америки. Мне было всё равно, куда уезжать. Дулут ничем больше не держал нас. Мы выбрали Нью-Йорк, бросив монетку. Новый город, новые улицы, новые дома, новые машины, новые жители и новые бездомные псы. Почти всё было новым. Кроме ночных кошмаров и дерьмовых воспоминаний. Кроме шрамов от двадцати трёх свинцовых дробинок. Я довольно быстро нашёл работу. Сначала одну, потом другую, следом за ней третью. На третьей я задержался до сих пор. Я живу на съёмной квартире невдалеке от работы, компанию мне составляет бездомный кот, которого я спас пару месяцев назад. Мы отлично уживаемся вместе. Нам очень весело смотреть телевизор по вечерам.

✘ У меня дерьмовый характер.
Под стать моей жизни.

Каждое грёбаное утро я просыпаюсь, терзаемый кошмарами во сне. Они не забывают про меня даже по выходным дням недели, навещают с такой назойливой заботливостью, словно без них моя жизнь потеряет всякий смысл. От них некуда бежать, негде прятаться, ибо они живут внутри меня, питаются моими воспоминаниями, и иногда мне кажется, что это может грозить мне лишением рассудка. Каждую ночь я вижу мать, она с таким умиротворением покачивается, подвешенная на люстре. Она открывает глаза, и я вижу в них боль. Она открывает рот, и я вижу, как из него выползают чёрные мухи её каждодневных страданий. Они настолько жирные, что даже не могут взлететь – просто падают на пол. Я слышу её немой крик, он будит меня. Я слышу его весь оставшийся день. И у этой пытки, берущей своё начало два года назад, не существует конца. Она продолжается снова и снова. Каждый день. Каждую ночь. И из-за этого я чувствую себя хреново. Мой отец сейчас извивается на адских сковородках в преисподней, уклоняясь от бесовских вил. И я не сомневаюсь, он глумиться надо мной.
Каждое грёбаное утро я просыпаюсь с чувством вины. Напрасно пытаюсь смыть его ледяной водой в душе. Напрасно пытаюсь запить его холодным кофе. И конечно же напрасно пытаюсь забыть его под действием лёгких наркотиков. Оно разлагает изнутри. Разрывает внутренности. Завязывает их в тугой бант. Ломает кости. Превращает зубы в белоснежное крошево. Прожигает дыры и проветривает сквозь них сознание, вынося на свалку всё человеческое, что ещё можно было во мне найти. Каждое грёбаное утро я становлюсь ещё более дерьмовым человеком, чем был вчера или неделю назад. Каждый божий день я виню себе в смерти матери. У неё было много причин, чтобы уйти. Но именно я подтолкнул её к этому. Осознавать это отвратительно невыносимо. Каждый божий день я виню себя в том, что пришлось пережить сестре. Она должна была играть с плюшевым медведем, делать дебильные причёски куклам и устраивать с ними чаепития. Каждый божий день…
У меня весьма гипертрофированное чувство ответственности за близких мне людей. 
Было бы неплохо от этого избавиться. Как от вредной привычки. Чтобы проще жить.
Проблема в том, что обычно избавиться от них невозможно.
Остаётся только существовать с этим дальше.
Во мне скопилось много дерьма. Оно разлагается где-то глубоко внутри. Кишит червями. Отравляет кровь. Отравляет через неё помыслы. Каждый день в нём с усердием навозных жуков копошится злость, копошится ненависть, копошится всё то убогое, что я подавляю в себе каждый божий день. Комом подступает к горлу, желает просочиться наружу. Закипает. И я срываюсь. Полностью теряю над собой контроль. В обыденности обладая титаническими запасами спокойствия и терпения, в сущности являюсь весьма раздражительным, так что пошатнуть столь привычный внутренний покой может любая мелочь, начиная от рождения не переносимых наборов звуков или любой случайности, вмешавшейся в заранее продуманный план действия.
Я не люблю врать. Это сложно. Приходится запоминать много ненужной информации. Несуществующей информации. Это путает. Сбивает с толку. Умалчивать проще. Говорить правду легко совсем. Я часто спрашиваю, прежде чем сказать то, что на самом деле думаю. Ибо моя прямолинейность тошнотворна: когда плевать на окружающих людей, плевать и на их ничего не стоящее мнение, а значит абсолютно всё равно, что им говорить.
Я мало контактирую с внешним миром. Внешний - тот, что находится за пределами четырёх замызганных стен небольшой и довольно дерьмовой квартиры, которую я снимаю в Нью-Йорке на половину своей зарплаты. В большинстве случаев общение с окружающими меня людьми начинается давно заученным «Здравствуйте. Что вы хотите заказать?» и заканчивается «Спасибо за заказ. Подождите пару минут, пока он будет готов». Мне плевать на окружающую меня действительно. Я давно пережил тот момент, когда мне жизненно не хватало общения. Быть может, это последствия разлагающей разум апатии. Или побочный эффект от употребления наркотиков. Меня не тяготит собственноручно созданное одиночество. Если я захочу с кем-то поговорить, я поговорю со своим котом. Поэтому я не вижу смысла впускать кого-то извне в своё обыденное, утопающее в сумраке зашторенных окон квартиры существование, сосредоточенное вокруг потрёпанного дивана и дряхлого телевизора. Со мной будет очень скучно. Я не люблю говорить. Не умею слушать. Пропускаю важную информацию мимо себя. Зато хорошо храню чужие тайны. Потому что мне на них наплевать. 
У меня плохая голова. Каждый божий день в ней рождаются тысячи мыслей. Пустых. Ненужных. Лишних. Они делятся, собираются в колонии, устраивают межплеменные войны и гниют на поле сражений, обращаясь в груду хаотично разбросанных тел. Их слишком много. Бесполезных. Никчёмных. Стараюсь думать меньше. Выходит дерьмово. Они сводят с ума с такой же силой, как и чувство вины. Навязчиво подталкивают с мнимому сумасшествию. Но не смотря на них у меня не планов. Нет целей. Я даже в магазин за продуктами хожу без списка.     

✘ по всем вопросам писать на северный полюс
спрашивать главного там
[icq] 402995506